Символ грядущего года — петух. По этому поводу записные остряки Рунета сейчас много шутят, поскольку на уголовном жаргоне так именуют представителя низшей касты среди заключенных.
Воровское арго, социолект преступного мира всегда вызывал большой интерес у публики, проникая в разные сферы общественной жизни. И это понятно: ему не откажешь в своеобразной выразительности. О наиболее известных заимствованиях из этого языка рассказал исследователь тюремного мира, писатель, известный под псевдонимом Фима Жиганец, Александр Сидоров.
Петух, впавший в немилость
— В местах лишения свободы «козел» и «петух» — страшные ругательства, — рассказал собеседник. — С козлом все еще более-менее понятно: это вонючее животное, у него есть рога, а они среди арестантов всегда означают что-то позорное. Вначале козлами именовали пассивных гомосексуалистов, а с 60-70 годов прошлого века — помощников тюремной администрации. Но почему петух? В фольклоре это всегда положительный образ. Скажем, курицами, наседками называют стукачей. Это понятно: сидят, насиживают, слушают. А за что петуху досталось — вопрос. Пассивных гомосексуалистов в местах лишения свободы так называют давно, хотя во времена ГУЛАГа в ходу были больше диалектизмы «певень» или «пивень». Кстати, сегодня у слова «петух» в тюрьмах есть синоним — «пинч», сокращение от породы собак — пинчеров. Это жаргонное слово упоминается еще в поэме Игоря Михайлова «Аська», написанной в 1943 году.
По словам Александра Сидорова, сегодня тюремный, уголовный жаргон — это уникальный сборник всевозможных заимствований, претерпевших определенные изменения. С приходом советской власти в местах лишения свободы оказались и интеллигенты, и белые офицеры, и купцы, и священники, и рабочие, и крестьяне. И от каждого социального слоя в огромный плавильный котел уголовного жаргона поступали свои словечки, профессиональные термины, необычные словосочетания.
— К примеру, фраза «толкать порожняк», то есть вести пустые, бессмысленные разговоры, пришла от шахтеров. Порожняк — это пустая вагонетка, которая уходила в шахту за углем. Другой пример — «волына», пистолет. Это казацкое слово, так назывался оружейный ремень.
«Жиган» — это диалектизм, то есть слово из народного говора, присущего определенной местности. Корни «жиг» и «жег» были связаны со значениями «палить», «гореть», «производить чувство, подобное ожогу», а также с нанесением болезненных («жгущих») ударов. Поначалу слово «жиган» ассоциировалось с огнем. Жиганами называли кочегаров, винокуров, вообще людей, запачканных сажей, а позже это слово перешло на «горячих», лихих людей — плутов, озорников, мошенников. В уголовном мире царской России жиганов очень уважали, они относились к высшей касте фартовиков, сливок фартового общества.
Фраер с репутацией
— Иногда заимствуют и иностранные слова, — рассказывает Сидоров. — Так, по одной из версий, слово «халява» пришло в лексикон преступников из Польши. Есть польская поговорка: «Видно пана по халяве». Халява — это голенище сапога. Жулики специально шили сапоги с большими голенищами и расхаживали в них по базарам. Пока сообщник отвлекал торговца, вор тихонько прятал товар за голенище сапога — скидывал на халяву. Возможно, так и возникло современное значение этого слова — даром, бесплатно.
Фраер (Freier) по-немецки — жених. В царской России мошенники именовали так солидных, богатых господ с репутацией — нередко чиновников, которые любили заглядывать к проституткам. Фраер легко мог стать жертвой мошеннической схемы: в самый ответственный момент в комнату, где он уединился с представительницей древнейшей профессии, мог зайти… ее муж. Причем вполне законный. Он со своей сообщницей-проституткой немедленно поднимал шум. Фраер, чтобы избежать скандала и спасти репутацию, отдавал мошенникам все деньги — и немедленно ретировался.
— Любопытно, что мошенницу, замешанную в таких схемах, называли хиписницей или хипишницей. Это от слова «хупа» — так на иврите называется балдахин, под которым во время еврейской свадьбы стоят жених и невеста, — объясняет эксперт. — Сам же мошеннический прием с разводом фраера — это «взять на хипиш». Современные словечки вроде «кипиш» или «не кипишуй» произошли именно отсюда.
Со временем фраерами стали называть не только респектабельных посетителей борделей и жертв хипиша, но вообще разных неудачников, простофиль. В ГУЛАГе же фраер — это обычно политический заключенный, интеллигент. Матерые уголовники их презирали. А вот политзаключенных 1960-1980-х годов, диссидентов уголовники уже уважали — за стойкость и убеждения. Тому способствовали и антикоммунистические настроения в уголовной среде.
— И слово «фраер» уже обозначало не лопуха или лоха, как раньше. Теперь фраера стали мастью, идущей за ворами, их подручными, эдакими романтиками блатного мира, — отмечает Сидоров.
Воровские страсти
— У воров в законе свой лексикон. Раньше их либо короновали, либо крестили, посвящая в воры. Ритуал зависел от вероисповедания (ведь крестить вора-мусульманина как-то странно). Взять того же Деда Хасана — он езид, у них особая религия, поэтому его именно короновали. Сейчас от этого стали отходить: в воровском мире решили, что ритуал лучше не разделять на коронацию и крещение, чтобы не было споров. Теперь говорят просто: по такому-то человеку «решили вопрос», то есть посвятили в воры. Такой вот канцеляризм.
Еще один любопытный нюанс: по традиции, вор в законе обязан отвечать утвердительно на вопрос, является ли он вором, заданный кем угодно — вплоть до сотрудников полиции. Тем самым преступник фактически сознается, что возглавляет ОПГ.
— Вообще, воры в законе чтут традиции — но с этой вышла накладка, поскольку сегодня она явно идет им во вред. Что делать в такой ситуации? Шакро Молодой, к примеру, после задержания вообще отказался общаться с правоохранительными органами перед камерой. А некоторые воры поступают иначе — на провокационный вопрос отвечают: «Я при своих». Это значит, я свояк, я при своих людях, при ворах. Те, кто в теме, поймут. А посторонним такое и понимать ни к чему.
Еврейские корни
— Есть теория, что в русском уголовном жаргоне много заимствований из иврита, причем разошлись по стране они в основном из Одессы. У нас же было два главных воровских центра — Ростов и Одесса, славянский и еврейский. На самом деле оба города находились в черте еврейской оседлости. Евреев в Ростове было гораздо больше, чем в Минске или Киеве. И хотя 60-70 процентов отечественного уголовного жаргона — это вариации с живым великорусским языком, изученным Далем, немало в воровском арго и вкраплений из иврита и идиша.
Эксперт отмечает, что с заимствованиями из иврита много путаницы. К примеру, некоторые исследователи считают, что слово «параша», то есть отхожее место в камере, пришло именно оттуда. На самом деле все гораздо проще: 27 октября отмечается день Параскевы Грязнухи. Осень, грязь, льют дожди. Праскева — это Прасковья, ласково Параша. «Парашей», «парашкой» по аналогии с Грязнухой стали называть кадку или ведро с нечистотами, которую каждый день выносил каторжанин-«парашник». В результате возникли такие выражения, как «нести парашу», «да это параша!». И иврит со словом «параша» (ударение на последнем слоге) — наставление, тут совершенно ни при чем.
То же самое относится и к слову «ботать» (по фене) — говорить на воровском жаргоне. В нем ищут еврейские корни, а следовало бы посмотреть в другом направлении. В старину коровам на шею вешали ботало — колокольчик или погремушку. Отсюда и ботать — греметь, бренчать, говорить.
Некоторые слова в уголовный жаргон пришли с Востока, — говорит эксперт. Одно из них — «шмонать». Его корень восходит к тюркскому слову «ашмалаш» — обыскивать, трясти, грабить. Слово «ашманать» упоминается в романе Всеволода Крестовского «Петербургские трущобы». А уже от него образовались ныне распространенные в уголовной среде «шмонать» и «шмон».